|
Из Афин и Пекина она уехала с медалями Игр. Лондон — в буквальном смысле — сдул ее с пьедестала резкими порывами ветра. Оставил на память три перелома и горькое чувство обиды: на четвертые свои Олимпийские игры Светлана Феофанова ехала не участвовать. Готова была побеждать.
В разгар битвы по потерянным бойцам обычно не плачут. Проигравшие на Играх плачут в одиночестве.
«В Лондоне устроили подлянку»
— Света, вы не знаете, что сказал про вас тренер Елены Исинбаевой Трофимов, а я слышала: «Мне очень жаль Феофанову — она была в потрясающей форме. Мы ведь очень ветрозависимые люди. Шест имеет определенную парусность, против ветра прыгать почти невозможно. К тому же сектор здесь, в Лондоне, безобразный. Спортсменки начинали разбег и сталкивались с порывами ветра. Так и Света — попала на встречный ветер и разбила себе ногу».
— Да, какая-то странная Олимпиада у меня получилась — не успела начаться и сразу закончилась. Форма у меня действительно была очень хорошая. И 4,80–4,85 я должна была там прыгать железно. Девчонкам, которые были тяжелее, может, и чуть проще было, не знаю. Но то, что организаторы поставили сектор для шестовиков неправильно, знаю точно. Вот были бы у нас хорошие юристы...
— ...можно было бы и в суд подать на организаторов?
— Прыжки с шестом — это травмоопасный вид, опасный для здоровья. Это не просто, например, бег: бежишь сначала со встречным ветром, другая сторона — ветер в спину, не нужно взлетать на высоту, не упадешь. И мне кажется, организаторов действительно нужно привлекать к какой-то ответственности. За то, что они устроили такую, по-простому говоря, подлянку!
— А можно примитивным языком объяснить, что происходило в секторе?
— Организаторы поставили сектор против ветра. А ветер был очень сильный, порывами, ходили тучи над стадионом, даже улетали зонтики, например, на разминочном поле. И поверьте, это не тот ветер, при котором можно бороться и не обращать на него внимания.
— Выйдя в сектор, вы сразу поняли, что это конец Играм?
— Для моего веса и роста такой ветер — смерти подобно. Что со мной и произошло. Тренер (Евгений Бондаренко) говорит: «Старайся сделать прыжок». А я не могу. Бегу, а шест меня просто потоком воздуха наверх поднимает. И получается, я бегу как в стену. Как можно при этом сохранить скорость разбега? Никак.
— А не существует правила, по которому можно подать протест — на погодные условия, например. Может, и не очень корректное сравнение, но шестовики же как летчики?
— Не существует, хотя, я считаю, должен существовать. Почему организаторы не хотели ставить яму в другую сторону? Они же могли ее просто перенести, почему не стали? Кстати, и прыжкам в длину поставили встречный ветер. Зачем?
— И зачем?
— Даже если они думали о телевизионной картинке со старта стометровки — ну перенесите сектор на другую сторону, там и ветер в спину будет. Правильно сказала Дженнифер Сур: эти соревнования превратились в лотерею. Реальная лотерея, в которой кому-то повезло с билетом, а кому-то нет. Да, элемент везения всегда в спорте присутствует. Но не до такой же степени ставить всех в неравные условия! А человек шел к этим Играм четыре года. Он вложил кучу сил и, возможно, денег и мог быть после Олимпиады на всю жизнь обеспеченным человеком — со званием чемпиона или призера Игр. Или сидеть, извините, с голым задом, как я сейчас, например. Почему я должна зависеть от того, что какие-то англичане не захотели поставить яму в другую сторону? Почему эту «розу ветров» нельзя было измерить изначально и поменять сектор?
«На жестком шесте можно было вообще убиться»
— Вы в какой попытке травму получили?
— Во второй. Я все-таки рискнула — тренер потом сказал: я понимаю, ты исполнительная, но не надо было до такой уж степени-то... А я решила сделать прыжок — была не была, но сделать! Упала в железную яму, приземлилась одной ногой прямо в упор.
— А что надо было и до какой степени? Встать и стоять? Сказать — не буду прыгать в такой ветер?
— Первую попытку я сделала, побежала на встречный ветер, у меня оставалось несколько секунд — или снимут попытку за просроченное время, или прыжка не получится. Что и получилось — и то, и другое. А после второй попытки я еще прыжок сделала и даже перепрыгнула через планку, но с этой стороны, все равно до нее не дошла как надо. Я просто вообще не могла пройти с этим встречным потоком на сторону мата. Ведь даже до жестких шестов не добралась: начала на самом мягком, обычно такой на соревнованиях не беру, а тут и с ним сделать ничего не могла. Не могла его «продавить» из-за ветра, он меня останавливал. А на жестком можно было вообще убиться — бежишь, а такое сопротивление. Нереально.
— Как-то обсуждали потом с коллегами по сектору происходящее?
— Я не стала никого ждать, а кто будет это обсуждать? Мы в 2010 году на Кубке мира запротестовали все — правда, всего-то было восемь человек. Мы сказали: не будем прыгать (ветер был такой же — в Сплите). И оттянули соревнования часа на два с лишним. Когда уже солнце садилось, ветер стих. Так это сколько времени прошло! И организаторы тоже не захотели переставлять яму, два часа нас убеждали, что не будут этого делать, а мы говорили, что прыгать не будем. И все равно они победили.
— То есть теоретически возможны были такие же действия в Лондоне — оттянуть время?
— Думаю, нет, это все же Игры. Да и ветер у нас все время был.
— Сейчас — опустошение, обида?
— Сейчас, спустя почти месяц, — все равно, наверное, уже. А сначала я первым делом у тренера попросила прощения. И, конечно, у меня там была просто истерика.
— Плакали?
— Тренер сказал: если ты будешь так реветь, я тебя больше тренировать не буду! Меня накрыло, конечно... И потом, когда уже дома смотрела соревнования, накатывало периодически. Дома сижу: дурацкий Лондон!
«Костыли мне не дали — возили на тележке для багажа»
— Елена Исинбаева озвучила желание остаться до Рио-де-Жанейро, Татьяна Лебедева говорит, что было бы правильно уйти после домашнего чемпионата мира-2013. Ваша версия дальнейших событий?
— Я вообще думала до Рио остаться.
— Если вы говорите о том, что легко могли взять 4,80–4,85, вообще никаких противоречий с дальнейшей карьерой не возникает.
— Пока я тренироваться хочу, а соревноваться не хочу. Правда, тренер говорит: хочешь — отдыхай хоть до лета.
— А что у вас в итоге с ногой?
— Самое интересное, что даже если бы я попала в финал, я бы там прыгать все равно не смогла. Ногу разнесло, и она не двигалась ни в каком направлении.
— То есть даже теоретически никакие «заморозки»...
— Да оторвалась связка от таранной кости, а как без связки-то? Опорно-связочный аппарат не работает, хоть обколись — нога не работает. Сейчас — физиотерапия и не бегать. Кстати, на следующий день после квалификации я сделала МРТ и компьютерную томографию. Ни местный доктор, ни наш не нашли ни одного перелома, а их там три штуки! Перелом таранной кости, перелом лодыжки и прямо вдребезги разлетелась треугольная кость. А наш доктор посмотрел диски обследования и сказал: все хорошо, перелома нет, связки на месте, все нормально, не бойся.
— Вы на ногу опираться-то могли?
— Я упала, и дальше у меня нога с каждым часом выглядела все хуже и хуже. Прихожу в наш медицинский центр и говорю: найдите мне хотя бы костыли. А у них даже палочки никакой не было. Мы завтра, говорят, отправим водителя, и он в Лондоне купит. Забегая вперед, скажу: никто ничего не купил. Знаете, на чем я передвигалась? Там же от корпуса до столовой метров триста идти надо было. На ноге одной не допрыгаешь, а ходить, давить на больную тоже смерти подобно. Взяли с тренером тележку — на таких багаж возят в аэропорту, на ней и ездили, оставляли возле входа в столовую, дальше я прыгала. Говорю, дайте электрокар, — не положено. А чего положено? Кому положено?
— Это наши так отвечали или хозяева?
— Наши, в штабе. «Да-да-да, мы все узнаем. Не положено». К тележке я приспособилась, садилась туда, куда сумка ставится, зрелище, конечно, не самое элегантное... Поехали в поликлинику, она была дальше столовой, взяли у них костыли. А из медицинского центра сразу не могли сходить в эту поликлинику и принести их? Ну, я понимаю, если бы я обкурилась, прыгнула с этажа, подвернула ногу и сказала: а теперь давайте бегайте за мной, ухаживайте!
— А как вы узнали, что у вас три перелома?
— Приехала в Москву, сделала независимую расшифровку тех же дисков. Доктор говорит: «А кто вас смотрел? И как это не нашли вот эти три перелома? Почему написали, что это застарелые травмы?..»
— Вы поменяли билет и улетели раньше потому, что не было сил уже плакать в Лондоне, хотелось плакать дома?
— Даже не столько плакать, сколько я просто там уже... Смысл какой? Мы там с травмой уже никому не были нужны. Ну, я бы еще несколько дней каталась на этой тележке — чтобы покушать и обратно? Лучше дома посидеть. И посмотреть Игры по телевизору.
— Смотрели?
— Смотрела иногда, да. И легкую атлетику тоже. За Аню Чичерову поболела, Наташу Антюх, за Ваню Ухова — покричали мы с мамой. Финал прыжков я видела уже в аэропорту. Не было выбора — телевизоры везде висели. И там даже было видно, как девчонки, бедные, мотались на этом шесте из-за ветра. Ну... Значит, как моя мама говорит: у тебя «судьба такой». Я уж тренеру предлагаю: давайте найдем такой вид спорта, где не будет всяких подлянок с ветром, с дождем. Может, шашки?
«Не жилец я в таких условиях»
— Вы так здорово шли от старта к старту — всегда с медалями...
— А кто знает, может, все случилось как раз вовремя.
— Сигнал?
— Говорят же: не было бы счастья, да несчастье помогло. Я жду. Не предполагая, правда, откуда счастье свалится и в каком направлении.
— Такой философский подход, наверное, единственно правильный путь, когда слезы все выплаканы.
— Да не все еще... Потом как-нибудь еще приспичит. Каждую ночь спать ложусь и думаю: а могла ли я что-то изменить? И все время возвращаюсь в этот олимпийский сектор, и понимаю даже сейчас, что — ничего. Ну не жилец я в таких условиях. Поэтому и остается просто принять все как должное, смириться. Я ведь почему хотела до Рио остаться? За столько лет наконец-то технику поменяла в прыжке, перспектива появилась новой высоты. Много раз говорила: у меня есть ошибки во второй части прыжка, я их исправляла, чтобы добрать сантиметры. Вот исправила. И даже уже на соревнованиях нормально прыгала, хотя обычно на стрессе старая техника вылезает. Обидно, что не всем это понятно. Думают многие: а, не доделала чего-то, тренировалась мало. Каково это — спорт? Многие даже и не задумываются, лишь бы обругать за «не тот» результат. А «не тот» у нас всё, кроме первого места. Чего далеко ходить? У нас даже правительство разделило призеров и чемпионов. Чемпионов Владимир Путин награждал, первое лицо страны, призеров принимал Сергей Иванов. А почему? Чего уж там говорить про тех, кто вообще ничего не занял. Ну, как я.
— Вы сейчас никуда не ходите, ни к кому не приглашают, ничего не получаете?
— Нет. А куда меня пригласят? Как участника? У нас слишком большая страна, чтобы думать о тех, кто никуда не попал. Еще и с зарплаты снимут. Жду с нетерпением. Зарплата ведь по итогам сезона формируется.
— Деловой вопрос, требующий делового ответа: пока вы лечите травмы, а в манеж когда?
— Я с зимы хотела начать тренироваться. Ничего, не расслаблюсь, еще полгода останется до чемпионата мира, успею в форму прийти. Да и расслабляюсь-то я спокойно, сижу дома, смотрю телевизор, компьютер под рукой... Организм привык в тонусе находиться, когда не тренируешься, мышцы уже совсем не напрягаются, но и без этого тоже никуда. Нужна перезагрузка организма. Без нее — как дифрагментация диска, накладывается одно на другое и ничего не записывается. А диск забит.
— Эти Игры вы явно добрым словом вспоминать не будете. Но хотя бы за что-то положительное можно зацепиться?
— За что тут можно зацепиться? За сам факт, что я там была. Что это были четвертые мои Игры...
| 
