Содержание:
Предлагаю очередную серию веселых историй, пополнивших коллекцию автора рубрики благодаря встрече в Нью-Йорке с советско-американским гроссмейстером и чемпионом Борисом Гулько (истории взяты из его книги, совместной с Г.Сосонко, «Юрий Разуваев».).
Геллер и Петросян – закадычные друзья, ставшие ярыми врагами.
Фонтан идей Давида Бронштейна
Главное воспоминание Гулько от многолетнего общения с Давидом Бронштейном – это бьющий из него фонтан идей. Многие из них вошли в жизнь, но почему-то под авторством Фишера. Например, «часы Фишера» с добавлением времени после каждого хода, «шахматы Фишера», в которых перед началом игры фигуры располагаются по первому ряду симметрично, но произвольным образом и т.д. В 2012 году в Памплоне прошел турнир, в котором участники играли между собой одновременно по две партии. Возможно, они даже не знали, что это тоже идея Бронштейна. Лет за сорок до этого он провел в Тбилиси матч с Талем сразу на восьми досках (сеанс одновременной игры друг другу).
Почему же Бронштейн постоянно лишался своего авторства? Сам виноват: одолел бы Ботвинника в поединке за корону в 1951-м (Фишеру тогда было всего восемь лет), стал бы чемпионом мира, и никто бы не посмел присваивать себе его изобретения.
Впрочем, стоит отметить, что большинство из миллиона идей Бронштейна вряд ли будут реализованы, настолько они оригинальны. Однажды наблюдая, как Гулько бросился вдогонку за своими конкурентами, Давид сказал ему: «Я давно предлагал перед стартом кидать кости, чтобы определить, со сколькими очками каждый должен начать турнир. Игра станет куда интересней – одни будут догонять других». А как-то во время партии он шепотом спросил Бориса: «Вы не замечали, как порой мешает бортик?». Гулько растерялся, не сразу понял его. А потом пришел в ужас, представив, как его фигуры носятся по бесконечной доске за убегающим королем соперника, не имея возможности прижать того к бортику.
Жизнь и «Крокодил»
Таль относился к жизни легко, все окружающее превращал в шутку, даже собственные болячки. «Если проблемы со здоровьем возникли сами, - объяснял он Гулько свой подход, - то они сами и должны исчезнуть». - Несмотря на то, что серьезные недуги преследовали Михаила с рождения, мир он воспринимал радостно. С Гулько он последний раз общался на новогоднем турнире 1992 года в Севилье, за пол-года до ухода. «Наконец-то нашел хорошего врача, - сообщил он Борису, когда тот зашел к нему в комнату. Таль показал на коробочку с маленькими красными шариками. – Главное - принимая его, я не должен отказываться от этого», - Таль показал на приличных размеров бутыль со спиртным.
Алкоголь, как и шутка, были и убежищем гения шахмат от реального мира. Этим, наверное, и объясняется столь большая роль спиртного в его жизни.
В Севилью Таль привез ворох журналов, которые предложил почитать Гулько. Это был «Крокодил», не очень смешное зубоскальство, оставшееся от советских времен. Жизнь вокруг Таля рушилась. Семью он увез в Кельн, сам имел в умирающем Союзе другую женщину, которая спасала его до последних дней. Разваливалась страна, была неразбериха с семьей. Было о чем подумать. Но Михаил читал «Крокодил». До последних дней Таль оставался Талем.
Чересполосица
Ефим Геллер, озабоченный будущим своего сына-оболтуса, решил сделать из него шахматного мастера, что сулило в прошлом веке кусок хлеба на какой-нибудь околошахматной, административной работе. В Одессе согласились включить Сашу в турнир с нормой мастера, но с условием, что в нем сыграет и его отец, их знаменитый земляк. Гроссмейстеру пришлось согласиться. Партии Александра были довольно странными – серии блестящих ходов перемежалась с ужасными ошибками.
Эта чересполосица объяснялась тем, что пока сын ходил по подсказке отца, у него все складывалось хорошо. Но когда Геллеру-старшему приходилось задуматься над собственным ходом, в свой партии, Саша успевал сделать «свой» сомнительный ход. И отец вынужден был снова браться за дело.
Но, кажется, мастером Саша так и не стал. Как известно, ни гениальность, ни талант, которыми безусловно обладал Ефим Геллер, по наследству не передаются..
| 
